Это гениальное кино. На уровне "Чучела". Оно подкупает своей одновременной простотой (начало: девятиклассница любуется в зеркале своей выросшей грудью), открытостью, душевностью и эпизодическим проваливанием к глубоким материям (в чём женское счастье? что такое истина? и пр.), драматично балансируя накануне 22 июня 1941 года. За это кино не стыдно. К сожалению, так сейчас никто не снимает.
Государственные твари заставляют людей умирать за свои шкурные интересы, как Путин и его банда воров сейчас: дохните солдаты в Сирии, дохните везде где вам Пут скажет!
Кинокартина посвящена Сергею Аполлинариевичу Герасимову. Драматическая повесть о дружбе, первой любви и первом предательстве. Действие фильма происходит в канун Великой Отечественной войны, в небольшом провинциальном городке. Основные действующие лица — педагоги и школьники, а также родители учащихся.
Фильм г-е-н-и-а-л-е-н! Он — о человеческих чувствам, о справедливости, о патриотизме, о чувстве долга, о дружбе и любви. Драма многих тысяч молодых парней, ушедших на войну и не вернувшихся оттуда. Наших с вами дедов и отцов. Наших Спасителей от гнета фашистской Германии.
Фильм пересматриваю часто, и каждый раз — как в первый раз. Он не оставит равнодушным никого. Перед просмотром могу посоветовать ознакомиться с одноименной книгой; именно после прочтения оной решил взглянуть на экранизацию, о чем не пожалел. Кто не смотрел фильм — посмотрите. Не читали книгу — прочитайте. Уверен, не пожалеете!
«Борис Васильев, как миллионы его сверстников, прежде чем стать кем-нибудь, стал солдатом…» — это из послесловия…
Мы говорим, сейчас так не снимают. Еще мы говорим, побольше бы такого кино. Оба утверждения очень спорны. Сейчас к жизни относятся не так трепетно, без уважения. Сейчас нет и быть не может быть настолько сильных идейных споров, потому что в нас нет веры, нет идеи, нет честности и искренности. Кино гениальное, это правда. Очень про людей - про счастье, про дружбу, про долг. Удивительно, вот многие вещи в нынешнем обществе потеряли актуальность, но они нам так нужны.
Написать "проще, как я рассказала бы друзьям", не получится, потому что сразу после просмотра, пока я еще не умылась от рыданий, что-то на меня нашло и потребовало записать себя. Такого со мной не бывало, поэтому текст не соответствует формату рецензии, и, самое обидное, не соответствует искренности фильма, которая, мне кажется, скукоживается и рассыпается от вычурности и надуманности моей (хотя и тоже искренней) попытки.
После просмотра на душе остается лежать камень, ощущение досады от невозможности полета, от чего-то такого напрасного, щемящего душу надрывной тоской. Вертится в голове одно слово: неужели...? Неужели...? Неужели...?..
И как-то опускаются руки, и мысль возвращается к той же точке: неужели все-таки...? - и слова опускаются. И в этом нет безысходности или отчаяния, а скорее саднящая, сосущая, скребущая с обратной стороны что-то в районе сердца. Где-то слева.
Такое чувство у меня было, когда в детстве впервые услышала Песню о юном барабанщике. Какая-то девочка тогда придумала, что, на самом деле, после гибели он попал на небо. Поэтому эта песня у меня всегда непременно ассоциировалась с облаками в голубом небе, и, наверное, это был детский порыв и необходимость убедиться, что рано или поздно всё будет хорошо. И барабанщик, наверное, действительно туда попадет.
И сейчас я заметила, что почему-то навязчиво возникает в темноте во внутреннем выступе лба картинка голубого неба с облаками.
На самом деле, стоит ли в него верить как в гарантию разрешения всей этой грустной правды?
И тут же приходит в голову ответ: это всё потому, что этот год високосный. "А вот следующий год будет обязательно счастливым"
Эмоциональная композиция мне представляется чугунным холодным ядром, пущенным по наклонной поверхности: разгоняясь, оно набирает силу, знаете ли, появляется неумолимое ускорение. То есть первый раз врасплох застает арест Люберецкого, а дальше - по нарастающей, и комок в горле всё плотнее, и сильнее затрудняет дыхание, и паникой за надежду все сильнее наливаются глаза.
То же происходит с верой героев во что-то светлое и советское . Естественная в начале, она вдруг пошатывается, а в конце в отчаянном страхе взывает к чьей-нибудь помощи, к опоре. Как Вике Люберецкой искренне необходимо подтверждение любви, ей нужно подтверждение своего существования дальше.
Товарищ Полякова, являющаяся живой частью режима, который обычно представлен средой, роковой силой, каким-нибудь врагом, кем-то всемогущим, но не живым и честным участником событий, проговаривает наболевшее: "Я скоро надорвусь. Или уже надорвалась"
Самое тяжелое в картине то, что в конце ставится точка, не дается никакой объективной надежды: начинаясь с кадров, запечатлевших самое трепетное, естественное, человечно-беззащитное проявление жизни, она заканчивается смертью. Без никаких поблажек.
И наивна и нелогична человеческая природа, диктующая необходимость верить в то самое светлое будущее или хотя бы в просветление, в конечность високосного года, если, несмотря на однозначность финала, мне все равно настойчиво видится светлое голубое небо и блестящие белым облака.