Весна 1941-го. Молодого спортсмена, владеющего боксерской техникой на уровне сверхспособностей (Козловский), вербует НКВД в лице импозантного лысого мужчины (Бондарчук). Задание — раскрыть заговор немецкой разведки, которая проводит операцию «Вассер», цель которой — убедить советское руководство в том, что войны не будет, ну или будет, но только к 1943-му. Операция советской разведки шла гладко до тех пор, пока не выяснилось, что в заговоре замешан кто-то внутри министерства.
Боевик, Приключение |
14+ |
Алексей Андрианов |
5 апреля 2012 |
5 апреля 2012 |
1 час 39 минут |
shpion-film.ru |
Весна 1941-го. Молодого спортсмена, владеющего боксерской техникой на уровне сверхспособностей (Козловский), вербует НКВД в лице импозантного лысого мужчины (Бондарчук). Задание — раскрыть заговор немецкой разведки, которая проводит операцию «Вассер», цель которой — убедить советское руководство в том, что войны не будет, ну или будет, но только к 1943-му. Операция советской разведки шла гладко до тех пор, пока не выяснилось, что в заговоре замешан кто-то внутри министерства.
Из экранизации «Шпионского романа» Бориса Акунина дебютант Алексей Андрианов стремится сделать первый российский стимпанк-боевик. Предвоенная Москва, построенная в фильме по утопическому плану сталинской реконструкции, по вечерам окутана туманом, а днем искрится счастливыми лицами. На площадях громоздятся белоснежные фонтаны, вокруг них суетятся нарядные представители советских республик, над городом монументально высится Сталин. Злодеи зловещи, чекисты суровы. В центре всего этого белозубой улыбкой сияет артист Козловский, новый герой советской реальности, от природы наделенный двумя выражениями лица — задумчивым и радостным. Его экранный начальник, Федор Бондарчук, изъясняется в основном грубостями и, кажется, сам до конца не понимает, почему вынужден ходить в кальсонах и отдавать честь Сергею Газарову, как не понимают этого и другие хорошие актеры, забегающие в кадр на пару минут, в основном чтобы получить по лицу. Свистят пули, реют знамена, блестит лысина, развевается рубашка на груди главного героя. Эмоции Андрианов отметает как анахронизм, любовь для него — это когда светит солнце, а тревога — когда сгущаются сумерки. От всего этого испытываешь в основном неловкость — как за приятных людей, которые поневоле оказались вовлеченными в какую-то масштабную глупость. Больше всего их хочется оправдать: они же не виноваты в труднообъяснимом увлечении Андрианова бессмысленными рапидами. В том, что он откровенно списывает у Ле Карре. В том, что он обладает амбициями Зака Снайдера в условиях суровой российской действительности, заставляя неплохой, в сущности, роман выглядеть капустником в аду. Не виноват и Акунин: его Дорин был печальным растерянным юношей, попавшим в нетипичные для него обстоятельства, — а здесь стал лучезарным статистом. Не виноваты восковые Сталин и Гитлер и даже немецкий шпион — у них просто не было выбора. Глупости громоздятся друг на друга, курсируя на трамвае между «Пушкинской» и «ВДНХ». Когда этот трамвай наконец взорвется и упадет в реку, поневоле испытываешь облегчение: советский Джеймс Бонд не должен так зачесывать волосы.