Выставка

Александр Герасимов. К 135-летию художника

Для меня академик Герасимов всегда ассоциировался с приписываемой ему фразой: картина без хорошей рамы – все равно что генерал в бане. Поэтому с интересом направился в бывшее здание музея Ленина на секретную выставку Герасимова (на сайте Исторического музея о выставке не нашел ни слова, спасибо за инфо Афише), чтобы узнать, расходилось ли у художника слово с рамкой. Выставка не разочаровала, а некоторые выставленные помимо классических работы стали сюрпризом. И даже не колхозное стадо на Красной площади, а картина «Выстрел в народ», датированная 1961 годом, которую раньше не видел. На ней представлен момент покушения на Ленина Фанни Каплан. В центре полотна изображен Ленин, которому не дают упасть двое крепких мужчин. Относительно небольшая толпа народу, сгрудившегося справа от Ленина, делится, главным образом, на тех, кто объят ужасом, и тех, кто уже предается ярости. Примечательна крайняя справа лысая голова интеллигента в очках, чувства которого описать сложно: то ли это злодейский выдох «эх!», то ли сопереживание боли, то ли досада сомнительного свойства. Предающиеся ярости сжимают кулаки, один из них, в фартуке и фуражке, которого так и хочется назвать «мастеровой», несется с бешеным выражением лица в сторону зрителя, словно не видя Каплан, но, конечно же, чтобы влепить ей. Также бросается в направлении Каплан, но более целенаправленно, чем мастеровой, широко расставивший руки рабочий на переднем плане. Количество ног под ним в этой части картины сбивает с толку и не позволяет сразу определить, каким будет его бросок. Когда, наконец, находишь его вторую ногу, высоко поднятую в воздухе, понимаешь, что в следующее мгновение он рухнет на сидящую у нижней рамки картины старушку (старушка повернута к зрителю затылком, но видно, что она объята ужасом), рядом с которой валяется то ли лапоть, то ли вязаный башмак, вероятно, слетевший с ее левой ноги, оставшейся в рваном чулке с торчащими из него большим пальцем и мизинцем. В толпе выписаны трое детей: один, мелкий, лет шести, удирает прочь из пустого пространства между Лениным и Каплан, пригнувши спину так, будто играет в серсо; второй, лет 13-ти, в одном человеке от Ленина, роняет раскрытую книгу, из чего можно заключить, что он ходил рядом с заводом и читал, но внезапный выстрел его перепугал, и книгу он выронил. Хотя эта версия клеится с трудом, поскольку третий ребенок - девочка с косичками примерно того же возраста, что и испугавшийся мальчик, уткнулась в грудь обнимающей ее женщины и теребит пальцами ее рукав. То есть, эта женская пара уже осознала произошедшее, что наверняка заняло несколько времени (переход от ужаса и ярости к горю). Таким образом, можно сделать вывод, что мальчик с книгой сильно тормозит и уронил книгу не с перепугу во время выстрелов, а несколько позже. В левой части картины доминирует сама Каплан, брюнетка с разметавшимися волосами, хоть и темновато, но достаточно хорошо прорисованная в манере Врубеля, чтобы понять, что ее настоящее имя Фейга Хаимовна Ройтблат. При внимательном ее изучении можно заметить, что количество дырочек для шнурков на правой и левой туфлях разное. Туфли, кстати, с блестящими носами, словно на них есть вставки из желтого металла, которые так популярны сейчас у молодых девушек. Каплан все еще направляет серебристый недымящийся браунинг в Ленина. Расстояние между ними достаточно близкое, чтобы подвергнуть серьезному сомнению (если принять на веру предварительное изучение вопроса художником на месте) популярную одновременно в кругах либеральных и патриотических конспирологическую теорию о том, что Каплан стрелять не умела и вообще была слепая. Очков на Каплан нет, а членство в организации соцiалъ-революционеров запрета на ношение пенсне не предполагало – поэтому, без сомнения, все она прекрасно видела. Стреляла не с чердака в Далласе, и с такого расстояния с семизарядным браунингом, пусть и не дымящимся, промазать невозможно. Тут все понятно. Гораздо более странной представляется какая-то вакханалия несоответствий, возникающих сразу же за эсеркой. Прямо за спиной Каплан открыта дверца автомобиля со сверкающей латунной ручкой, из машины выскакивает, подняв зачем-то пистолет вверх, беззубый возмущенный мужчина с усами (шофер?). При этом капот (или багажник?) машины, который должен быть слева от спины Каплан, полностью отсутствуют, а все пространство занимает то ли непонятная часть одежды Каплан, то ли как бы распластавшаяся на отсутствующем капоте женщина в пышной юбке а-ля Тулуз-Лотрек.
Герасимов был крепким русским художником, а не школяром. Даже если, исходя из названия картины, принять за аксиому, что он ставил задачей создание аллегории, или же, напротив, согласиться со злопыхателями, что ему дали звание ни за что ни про что и что писать он не умел, академик должен был понимать, какая нарративная странность получилась на холсте. Художественные приемы в стиле «Крокодила» заставляют предположить некую, что ли, фронду в «Выстреле в народ» со стороны автора. Трудно поверить, чтобы человек, способный создать уникальную атмосферу любви, чистоты и простой, незатейливой красоты в таких картинах, как портрет дочери, или в натюрморте сирени на окне в дождливый день (первый зал направо), не понимал, что созданная им аллегория выстрела эсерки в народ сильно напоминает масштабный комикс в один большой квадратик. Ну, а организаторам выставки большое спасибо.

жена-художник сходила сегодня:
"Удалось сегодня посетить выставку Герасимова в ГИМ (выставочный зал). Что сказать? Я не тот человек, который боготворит СССР, скорее наоборот. Но поражает в творчестве этого художника именно всепоглащающая любовь к идее коммунизма, к лидерам, ко всему, что с этим связано. Мне нравится способ мазка, без назойливых деталей, но с личным отношением автора. Его Бомбей красив, потому что ему там было хорошо, а не потому что он правда красив.
В общем, здорово! Советую!"

«Мы с детства знаем его работы» - написала мне сестра из Мичуринска. В этом городе, бывшем Козлове родился, работал, и часто бывал, особенно в летнее время Александр Герасимов.
Интересно, что, уже обремененный всеми регалиями, в город он приезжал на премиальном автомобиле ЗИС - 110, в салон которого накладывал сено, чтобы чувствовать себя как на телеге.
Такой он был своеобразный человек и талантливый художник. Выставка в Историческом музее полностью подтверждает это.
Работы в основном собраны из частных коллекций, и это тоже один из поводов пойти на нее. Ведь потом картины разлетятся по свету, и неизвестно, когда еще соберутся вместе.
Вот, и огромную картину «Гимн Октябрю», отражающую забавный исторический не факт, привезли в Москву спустя почти семьдесят лет.
Выставка Александра Герасимова, конечно, не говорит о том, что времена политической конъюнктуры в искусстве прошли. Но, то, что в картинах художника на первый план сейчас выходит побивающий всякую политику живописный дар, в том числе и в изображениях Ленина, Сталина и других деятелей Революции и Советского Союза – несомненно. Этот дар позволял Герасимову и служить своей эпохе, и парить в высотах настоящего искусства, одновременно.
Можно вспомнить, что в бытность его руководителем Академии художеств был разукомплектован Музей Западного искусства, уничтожен музей скульптора Голубкиной, импрессионисты объявлены «вне закона». И внешний вид художника мне не нравится…, такой купчик с усиками, типа охотнорядца. Но смотрю его работы, и думаю – причем здесь и то, и внешний вид.
Сильная картина «Ленин на трибуне» - икона советского времени, эта работа была раньше во всех школьных учебниках, на открытках, плакатах…
«Какое огромное наслаждение писать цветы, особенно полевые» говорил Александр Герасимов. И на выставке много натюрмортов с цветами. Я «выбрал» себе «Натюрморт с пионами и гвоздикой» 50-х годов, а заодно с солнечными пятнами «Портрет дочери», 1951 г.
Понравилась цветовая гамма в «Портрете народного артиста М. Михайлова в роли хана Кончака из оперы «Князь Игорь», работа 1957 г. Мне показалось, что сквозь грим артиста проглядывает лицо Иосифа Виссарионовича.
Здесь же на экране идет сама опера. Мы со спутницей приостановились: «Отличная постановка» - сказала она. А, одна из женщин в возрасте за семьдесят, сидящих перед телевизором добавила – «Сталин умел заставить работать всю страну».
Вакханалия «Половецких плясок» впечатления не произвела.
Совсем не понравилась расчистка до нижнего слоя «Стадо коров», написанное художником на этюде другой политической картины
Зачем экспертам надо было копаться в «Стаде» и портить его, непонятно.
Следуя нашей традиции уносить с художественных выставок, что то себе домой, моя спутница выбрала «Натюрморт с букетом роз», 1947 г. и «Из окна вагона». 1949 г. «Ощущение такое, словно в поезде едешь» - сказала она.
Выставка разнообразна и многопланова – выбрать из чего есть.

Двизин

Прекрасная выставка,странно,что о ней мало информации,я была одна.Я для себя открыла совершенно другого Герасимова,не того,который рисовал вождей..Надо видеть "Половецкие пляски",а Натюрморты с цветами,совершенно говорят о другом Герасимове."Полевые цветы-какая яркая картина..Советую посетить выставку.