Сергей Леонтьев
За книгами и выставками Павла Пепперштейна «Афиша» всегда следит с повышенным вниманием — и даже иногда посещает его рэп-концерты. Трудно вспомнить его лучшее интервью, но можно перечитать последнее — и отправиться на выставку в «Гараж», о процессе создания которой в этом материале он как раз и рассказывает.
«Я крайне непедантичен, мне очень сложно давать ответы на вопросы, структура которых предполагает точность. Я знаю, что есть художники, и их немало, которые прямо очень точно все знают, — но я живу в очень галлюцинаторном состоянии».
formafestival.ru
Художник, музыкант, экстрасенс, телеведущий, актер и перфомансист, Пахом — большая любовь всей редакции. Его скоморошничание, панк-литургии, провокации и изящные беседы появлялись в «Афише» из года в год, а один из самых нежных материалов, наверное, был посвящен разговору о Москве с художником Семеном Файбисовичем.
«Москва, конечно, блудница. Для нее грех не является грехом, для нее он даже какой-то повод гордиться дает. Московская слепота — огромная историческая волна, которая все сносит, преобразует, потом возвращает и становится невольным конструктором будущего и настоящего. Но на самом деле, для меня самый московский грех — это грех счастья».
Евгения Давыдова
Один из титанов современного искусства, который продолжает педантично исследовать возможности живописи и картины в пространстве, неоднократно появлялся на страницах издания как старейшина, мнение и видение которого мы просто не можем игнорировать. Ниже — его диалог с, возможно, главным отечественным куратором, Виктором Мизиано, о прошлом и настоящем искусства, а также красоте.
«Слово для меня — персонаж, совершенно равноправный с другими персонажами, если они есть в картине. Вот то, что я сейчас говорю, это мое слово, я его так произношу. Не пишу на бумажке, а произношу — оно как бы в воздухе, оно в пространстве, оно движется. Это слово, которое еще не закреплено на плоскости, слово, которое сейчас произносится, в отличие от чужого слова, которое было в советское время. Чужое слово — оно как раз закреплено на плоскости».
Эрик Панов
Дуэт Виноградов & Дубосарский (1994–2014) метко отражал в своем искусстве как девяностые, так и нулевые, но «Афиша» старается следить и за собственным творчеством обоих художников уже после распада дуэта. Об одном из последних проектов Владимира Дубосарского — с повышенным вниманием к соцсети Facebook — и был этот материал.
«Мне как художнику больше не нужно ходить на этюды и снимать натурщиков, ставить их в какие-то позы. Мне даже не нужно тратить время, чтобы искать изображения в интернете, — решил, что буду брать и срисовывать фотографии прямо из фейсбука, раз люди выкладывают, то можно. Кто был первый, даже не помню, — просто взял и нарисовал одну картинку, потом вторую. И в какой-то момент оказалось, что у меня стало очень много картин, которые пришли с фейсбука. Так выходило, что как только я начинал работать над какой-то темой, я вспоминал про картинку с фейсбука, которая мне как раз к этой теме и подходила».
Максим Копосов
Фотограф и куратор с повышенным интересом к китчу и социальным проблемам России и Украины, Сергей Братков, пожалуй, один из самых и важных и интересных художников сегодня. Каждую из его работ хочется носить как манифест — от «Уехать забыть» до «Из ресторанов в космос не летают».
«И еще в деревне вроде как нет привычных товарно-денежных отношений, но там есть земля, которую постоянно делят, — это такие ужасы, связанные с собственностью. Еще периодически грабители наезжают на эти деревни — за металлоломом, за маленькими деньгами в горшках под кроватью. Ужасы, страхи и величие природы — это все будет на выставке».
kabakovs.garagemca.org
Без отца московского концептуализма этот список был бы неполным — и тем приятнее вспомнить о художнике после большой ретроспективы в Третьяковке и выхода нового фильма.
«Экстраверт — другая порода, он всегда возбуждается и мотивируется внешними обстоятельствами. Сегодня нужно пойти в гости к такому-то, завтра сделать то, что просят. Мотивы деятельности экстраверта всегда внешние. Он действует автоматически, как лягушка, до которой дотрагиваются. Для интроверта внешние дотрагивания чрезвычайно болезненны и непонятны».
Илья Батраков
Анатолия Осмоловского любить не всегда легко, но делать это необходимо: без него наше современное искусство выглядело бы совсем иначе. Осмоловский — основатель важного института «База» и ключевых движений московского акционизма 90-х («Э.Т.И.», «Против всех») и проповедник концепции нонспектакулярного искусства.
«Культ смерти в России начался в 1950-е годы. Тоже недавно об этом думал — тогда начались бесконечные празднования юбилеев смерти. Смерть Пушкина, смерть Гоголя. Ничего подобного прежде не было — праздновали дни рождения. Праздновали даже 400-летие со дня смерти Лукаса Кранаха-старшего, который к русской культуре имеет в высшей степени отдаленное отношение. Это как раз после войны началось. А сейчас тоже культ смерти чрезвычайно популярен. Я имею в виду патриотическую истерию — она на самом деле в глубине своей имеет как раз культ смерти».
facebook.com/gridchinhall
Участница основного проекта 53-й Венецианской биеннале, лауреат премии «Инновация-2010» и финалистка премии Кандинского в 2013 году — с фирменными скульптурами из металлических прутьев и зарисовками повседневности по-прежнему рисует каждый день и производит искусство на сверхскоростях.
«У меня была мечта о создании музея современной скульптуры. Абсурдная мечта, но две скульптуры не своих у меня есть плюс небольшая коллекция живописи и объектов».
facebook.com/vladeyart
Скульптор и пионер русского акционизма, который, наверное, даже не нуждается в дополнительном представлении. Вспомним (и напомним самому художнику) его интервью, в котором он мечтал о грядущих годах мудрости с крестьянами, лисицей и орлом.
«О, старость — я о ней мечтаю. Итак, старость: у меня большой двор, поделенный на секции с разными животными. Две семьи крестьян, которые обслуживают эту маленькую фермочку. Обычные домашние животные, известный набор. Только мне нужна еще лисица и орел».
предоставлено организаторами
Поездка в Никола-Ленивец к ландшафтным объектам из брусьев и вяза, «Вселенскому разуму» и «Бабуру» — обязательный пункт летней программы каждого члена редакции. Обзоры «Архстояния» появлялись в «Афише» с завидной регулярностью; есть и забавное интервью с Полисским и его сыном о том, как правильно справлять Масленицу, — и что это по сути русский народный карнавал.
«Московская Масленица находится в плену у штампов, которые для искусства означают смерть. Происходят они из этого мерзкого брежневского опыта с массовиками и реконструкцией фольклора, когда народное понималось как безопасное, яркое, здоровое, накормленное и приличное. А народное, вообще-то, должно быть неприличное. И Масленица совсем другой праздник, посвященный ничем не ограниченной свободе».
Ксения Колесникова
Художник-праздник с невероятными костюмами, перфомансами и инсталляциями был одним из самых ярких символов 1990-х. Ольга Свиблова выбрала в качестве метафоры этого времени его палатки, где было можно найти все сразу — в абсолютно безумных комбинациях. Бартенев показал безумную энергетику этого времени в своих коллажах-скульптурах и коллажах-перформансах, а без его удивительных костюмов редкую вечеринку в мире современного искусства можно считать состоявшейся.
«Я всегда исследовал человека как некую биоморфную массу, способную создавать огромное количество скульптурных вариаций. Я смотрю на танцующих актеров как на скульптурную форму, которая в силу своей биомеханики трансформируется у меня на глазах».
Валерий Левитин/РИА Новости
На тот момент художника уже не было с нами, поэтому ссылка будет не на его интервью, а на подробный гид по его ретроспективе в ММОМА с рассказом о нем от его близкого друга и куратора Елены Селиной.
«Его все любили, несмотря на мелкие слабости, — за обаяние, смелость и безбашенность. Мне очень хотелось этой выставкой показать, что Владик был веселый и легкий, но при этом очень разный и очень масштабный художник. Он много работал, не был лентяем, не был фриком. Он прожил всего 43 года — но за это время смог создать огромное количество серий отменного качества».
garagemca.org
Таус Махачева — из тех редких художников, которых трудно не любить. Разговор с ней состоялся до большой ретроспективы в ММОМА, но как раз после собственного перформанса в Центре Помпиду — об околокулинарном искусстве, суперженщине, в которую Таус перевоплощается в Дагестане, и роли супергероев в современном мире.
«На встрече ICA в Лондоне я угостила всех брауни в виде бывших советских республик. Огромные и плоские пирожные в форме бывших республик, которые отделились от Союза».
winzavod.ru
Не художник, но человек, без которого о нашем искусстве мы бы говорили совершенно иначе. Мария Семендяева взяла одно из лучших интервью 2015 года на «Афише» как раз у Гройса — и слова оттуда не потеряли актуальности и сегодня.
«Скульптуры действительно никому не нужны, чего нельзя сказать об их уничтожении. Интересны не сами скульптуры, а факт их уничтожения. Потому что когда, например, Маринетти и Малевич писали о том, что нужно уничтожить все музеи и все искусство, имеющееся в них, взорвать и сжечь, то этот акт разрушения не был осуществлен. В случае ИГИЛ мы фактически имеем феномен неоавангарда, просто под мусульманским прикрытием».
facebook.com/LavkaLavka
В качестве бонус-трека вспомним, как обозреватель «Афиши», а ныне основатель проекта LavkaLavka попытался поработать современным художником — приурочив свою новую тогда ипостась к Первой биеннале современного искусства.
«Жизнь начинает претерпевать серьезные изменения. Я скупаю холсты, акрил, выдаю иногда по три работы в день. Все остальное уже не особенно интересует».
